Лестат не мог налюбоваться на свое дитя. Любование и изумление новым миром Луи было его собственными. Он осторожно следовал, мягко говорил и нескончаемо наблюдал. Рождение Луи для ночи вернуло воспоминание об его собственном рождении. Со временем Лестат смог принять, но так и не смог простить. И хотя с первыми "детьми" не получилось, может быть, именно он - грустный креол, взывающий о смерти, призирающий жизнь, станет его спасением? Его глотком свежести, его вторым дыханием, его всем в долгой череде одиночества? Большие надежды, максимум заботы. Иные не узнали бы в этом Лестате всем известного Лестата - паршивца под ангельской маской, ибо сейчас он был сама обходительность.

Новообращенному Луи требовался отдых, требовался гроб, который, как ни странно (и ведь не странно) уже был им заготовлен. Они практически не разговаривали по пути к поместью, наслаждаясь звуками ночи.
- Неплохо, Луи, неплохо, - он похвалил дом, хотя уже был здесь ранее, но случай поделиться своим мнением выпал только сейчас. - Совсем неплохо.
"Неплохо" - с перевода Лестат-де-Лионкурского, языка французских эстетов, означало если не крайнюю степень, то некоторое, близкое к полному, удовлетворение увиденным. А на меньшее светловолосый провозглашенный принц согласен не был.

Выросший среди "углей" былого величия рода де Лионкуров, без даже призрачных перспектив унаследовать хотя бы канделябр, Лестат, внезапно озолотившийся наследством Магнуса, не мог себе отказать в роскоши. Впрочем, вопрос об отказе у себялюбивого вампира никогда и не стоял. Лучшие дома, лучшие приборы, лучшие наряды. И сейчас он был одет по последней европейской моде. В платье по-француски в синих тонах с золотой вышивкой по всему камзолу. Вышивка - в тон его ниспадающим до плеч вьющимся светлым волосам. Цвет платья под стать холодным серым глазам. Он был прекрасен при жизни, но смерть вдохнула в него поистине дьявольскую красоту, от которой зачастую, особенно если дело касалось смертных, невозможно было оторвать взгляд.

Внутри их встретила темнокожая девушка. Очевидно, рабыня, но вполне миловидная. Ее главная красота таилась в пульсирующей под кожей жизнью, в неподдельных человеческих чувствах, остатки которых все сильнее притуплялись у вампиров с годами.

Отредактировано Лестат де Лионкур (2018-09-14 20:28:27)

Губы Лестата тронула улыбка. Настолько искренняя, что у дальних уголков глаз возникли неглубокие морщинки.
Давно, надо признать, его не называли "добрым". Даже он сам, кажется, никогда не применял подобного эпитета к себе.
Остальные так и вовсе считали его самовлюбленным паршивцем, бесконечно живущим лишь в усладу себе. А это, знаете ли, далеко не в духе классических добродетелей.
Конечно, то был лишь оборот речи, но весьма повеселивший бессмертного.
Настолько, что за милой улыбкой последовал мелодичный смех. Лестат слегка прикрывал рот ладонью, дабы скрыть торчащие клыки. К тому же, ржать во всю глотку, закидывая голову, далеко не в аристократическом духе, да и к безупречному платью не подойдет.
- Чудесно, - прокомментировал вампир, рассматривая лицо рабыни, покуда та не могла отвести своих темных глаз от его. Он наслаждался каждой секундой, читая ее, как открытую книгу.
- Вечером поднялся ветер, - сказал Лестат, сжав и разжав длинные тонкие пальцы. - Приходи погреть меня сегодня ночью, - хитрая выжидательнаяя ухмылка, сдерживающая очередной поток смеха, образовывает уже знакомые морщинки у глаз.

Луи покорно следовал за Лестатом, почти не задумываясь о том, куда они идут. Он не мог наглядеться на цвета, которые неспособен различить человеческий глаз, наслушаться вдоволь звуков, которые не в силах уловить человеческое ухо. А сколько же в этом мире оказалось ароматов самых различных оттенков!
Он дышал полной грудью, хотя не был уверен, что вампиры нуждаются в воздухе. Горе, поразившее его несколько месяцев назад, осталось где-то в человеческом прошлом и казалось уже почти нереальным. Луи родился для новой жизни и радовался ей, как не умеет радоваться, наверное, ни один новорождённый ребёнок.
Вот и его дом. Луи предвкушал, как проведёт Лестата в гостиную, как они вдвоём усядутся у камина и будут коротать эту ночь за увлекательнейшими разговорами. А пламя в камине, которое для глаз вампира будет несоизмеримо прекраснее, чем для человеческих, станет петь им свои таинственные песни.
В передней их, как и положено, встретила служанка Иветт. Только теперь Луи обратил внимание, как же она хороша собой - раньше он совсем не замечал красоты девушки.
Но заметил он не только красоту служанки.

Уши его отчётливо услышали, как бьётся у девушки сердце, ноздри уловили чудеснейший аромат бегущей в её жилах крови - и на какой-то миг всё остальное перестало существовать. Приступ жажды был так силён, что прежде Луи никогда не смог бы представить ничего подобного. Порвать этой девушке шею, немедленно, напиться этой солёной влаги!
Неизвестно, как Луи смог сдержаться. Наверное, удержал его только ужас, вызванный мыслью об убийстве. Иветт что-то говорила, Лестат отвечал, но Луи едва осознавал происходящее. Нужно собраться с силами, попросить у Иветт стакан воды - если его пересохший язык сможет выговорить эти несколько слов... Нет, ведь вода ему не поможет!
Очарования, что охватило его этим вечером, как ни бывало. Как, как он мог не подумать о том, что вампирам для поддержания своего существования нужна кровь? А если не будет крови - вампира ждёт мучительная смерть. И хорошо ещё, если смерть. А если мучения будут вечными?
- Иди к себе, Иветт, - удалось выговорить ему. - Сегодня вечером ты мне больше не понадобишься.
Голос его прозвучал слабо и хрипло.

Отредактировано Луи де Пон дю Лак (2018-09-26 14:17:47)

Лестату показалось, или Луи был напуган? Он боялся причинить вред этой темнокожей рабыне? Серьезно? Сквозь невыносимую жажду, он еще мог думать об этом?
Вампиру стало смешно. Какое трогательное и в то же время жалкое зрелище. Сам он еще не сталкивался с подобным. Он сдавленно захихикал плотно сомкнув свои пунцовые губы, чем наверняка смутил девушку еще больше. Она ведь, бедняжка, ничего не понимала.
Ей Богу, можно было устроить прекрасное веселье. К примеру, никуда не уводить Луи, и вовсе оставить их наедине… Интересно, сколько бы протянул этот хрупкий темнокожий ангелочек?
Но нет, стоит вернуться к тому, о чем он думал ранее - не развлекаться подобным образом в первый же день после обращения…
- Все в порядке, Луи, - сахарно проговорил блондин помогая Луи приподняться и крепко обнимая за талию одной, дабы тот не сорвался, - Пойдем. Я знаю, что тебе поможет сейчас.
Бросив девушке очередную холодную улыбку, Лестат направился вместе с Луи в его комнату, местонахождение коей прекрасно помнил.

Когда они с Лестатом оказались в кабинете, Луи рухнул в кресло, закрыв руками лицо.
- Лестат, зачем ты сделал это со мной? Я только что чуть было не убил Иветт! Я превратился в чудовище! Мне нельзя больше даже находиться рядом с людьми! Лестат, мне так плохо... Что мне сделать, чтобы прошла эта жажда? Неужели ничего не поможет, кроме чужой крови?
По лицу его струились кровавые слёзы, проникая сквозь пальцы, казалось, их струйки вот-вот достигнут рукавов, окрасив их в кровавый цвет, но Луи было уже всё равно.
Господи, да неужели он такой страшный грешник, что вынужден в наказание так терзаться? Сначала - потеря Розы и малыша, теперь это... Чем он заслужил?
Сам того не замечая, Луи принялся слизывать собственные слёзы, хотя и не надеялся, что это поможет утолить жажду.

Вот Луи дрожащими пальцами сжимает пузатый бокал из горного хрусталя, так крепко и так сильно, что казалось еще секунда и сосуд лопнет от полной жадности хватки. Безупречные скулы наливаются румянцем, во взгляде долгожданное облегчение… Ненадолго. Узрев в светло-зеленых глазах молодого мужчины сменившее довольство отвращение, Лестат легко усмехнулся и отнял опустевший бокал из рук Луи.
- Гадость. Мерзость… Согласен, свет очей моих. Но сгодится любая зверюшка, если ты, предположим, решишь пуститься в морское плаванье…
Но продолжать не было смысла, Луи его словно не слышал. Чуть очнувшись от плена жажды он снова заговорил про Иветт. И к слову, Лестат ощущал присутствие девушки. Она была рядом. Но трогать ее вампир не собирался, по крайней мере, пока.
Для Иветт жизнь была бы потеряна… О! Сколько драмы! Сколько волнения и скорби, еще по живой и пышущей жизнью женщине! Лестат не смог сдержать иронии.
Он засмеялся тихо, как-то даже по-издевательски ехидно. Не нарочно, нет! А хотя… конечно же нарочно. Но внезапно его улыбка сошла с уст. Лицо блондина стало серьезным и сосредоточенным. Он наклонился к Луи и убрав темную прядь с его уха, прошептал.
- Ох, если бы ты знал, как мне все-равно! – снова короткий смешок, а за ним спокойный шепот, - Ее жизнь для меня, ничего не значит. Но твоя жизнь, значит для меня очень многое, Луи, а посему, с головы твоей драгоценной Иветт не упадет ни единого волоса. Однако, придет время и ты тоже поймешь… - Лестат отстранился от мужчины и приблизился к двери, - Очень-очень многое! – нарочно выкрикнул он в небольшую деревянную щель.

Вопреки предположениям Лестата, Луи прекрасно разобрал слова про морское плаванье. И в любое другое время, возможно, засыпал бы Лестата вопросами. Но сейчас, когда Лестат издал короткий смешок, а затем наклонился к нему так близко, что стал похож на Мефистофеля, искушающего доктора Фауста, говорить было невозможно - только слушать речи этого демона.
Придёт время, и он поймёт... Что поймёт? Что человеческая жизнь для вампира ничего не должна значить? Или... что он однажды не сможет противостоять жажде и заберёт жизнь Иветт?
Кстати, запах Иветт, всё такой же невероятно вкусный, доносился до него по-прежнему, причём из-за самой двери. И слова Лестата, которые тот прокричал в щель, окончательно подтвердили его догадку: Иветт стоит за стеной и слушает. Она уже что-то заподозрила.
А что же остаётся ему? Таиться отныне от всех своих слуг, мило улыбаться родным, когда на деле ему совсем не до улыбок, когда он едва удерживается, чтобы не впиться человеку в шею? Как можно вынести такую жизнь? Как можно выносить такое целую вечность?
А единственным, кому можно довериться, для него останется Лестат - которого он ненавидит.
Стены комнаты словно сдвинулись, отрезая его от всего человечества, чтобы оставить с Лестатом наедине - навсегда.
Такого не должно случиться!
- Иветт! - выкрикнул Луи, внезапно поднявшись с кресла. - Проверь все крысоловки в доме! Если в какую-то из них попалась крыса и если она ещё жива - скажи кому-нибудь из рабов, чтобы несли их сюда! Немедленно!
Вот так. Рабы вопросов не задают. А если уж догадаются - то хотя бы ему не придётся голодать и дрожать от страха разоблачения, прежде чем это случится.
Такого Лестат ему не простит. Ну и пусть. Не Лестату устанавливать порядки в его поместье.

Отредактировано Луи де Пон дю Лак (2018-12-07 16:01:01)

Лестата неприятно передернуло, когда Луи вспарывал клыками глотку очередному грызуну. Какая мерзость... И кровь их отдает болотной тиной.
Все в молчании – тревожном и подозрительном для самого Лестата. А когда он привел эту служанку в кабинет и усадил в кресло, словно дражайшую гостью, а не рабыню… Что это? Демонстрация своей доброты и чести?
Да брось, Луи! Я нашел тебя в шаге от смерти – сломленного и потухшего как огарок старой свечи. Почти разорившегося из-за карточных долгов! Еще год, или чуть меньше и все твои чернокожие прихвостни пошли бы по миру во главе с Иветт, а точнее, перекочевали бы в руки к кому-нибудь менее «добросовестному» господину. Так что демонстрировать свои безграничные жалость и благородство ты можешь кому угодно, только не мне. Я вижу тебя насквозь, друг мой…
Он проглотил эти слова и на губах вновь мелькнула ленивая улыбка.
Любит ли Лестат книги? О… Еще бы! Возможно он когда-нибудь и сам сядет за перо. Потом.
Особенно забавляло то, что Луи и вправду думал, что способен защитить своих подданных. Интересно, как? Бедное дитя, вестимо, не понимало, что злить Лестата де Лианкура не стоило, по крайней мере тому, кто не обладал достаточным сопротивлением его силе. Он подарил Луи новую жизнь. Он мог бы ее забрать прямо сейчас. И жизнь Иветт, и остальных…
Выпроводи ее, глупец!
И если б не красота и притягательность его новорожденного дитя, Лестат бы начал работу над ошибками уже сейчас.
С голодом, он пока справлялся и тем не менее, скоро ему придется отлучиться.
- Иветт, - на этот раз, он обратился к темнокожей девушке, присев на украшенную золотой росписью софу, - Наверное, это настоящее счастье, жить под крылом такого доброго и человечного господина?
Высказывание Луи, он проигнорировал. Пусть думает, что Лестат дал свое молчаливое согласие по поводу нежелательной прогулки.

Отредактировано Лестат де Лионкур (2018-12-20 18:50:17)

Голосок Иветт был таким нежным и кротким! "Самая лучшая и свежая пища..." Знала бы девушка, что именно теперь служит пищей для её хозяина! Нет, она никогда не должна этого узнать. Луи пообещал себе, что сегодняшняя просьба принести крыс станет последней. Уж лучше голодать, чем выдать себя слугам.
Произнесённые девушкой слова будто бы описывали его прежнего - каким он был до постигшего его несчастья. Не жесток, не покушался на честь служанок... Впрочем, жестокость и приставания к рабыням не были ему свойственны и тогда, когда он проводил дни и ночи в злачных местах.
Хорошо бы, если бы слуги его таким запомнили. Хорошо бы просто исчезнуть, чтобы остаться в их памяти добрым и заботливым хозяином, а не кровожадным хищником. Поместье тогда перейдёт к его сестре, и за судьбу подвластных ему людей можно будет не опасаться. Самому же можно было бы поселиться в каком-нибудь безлюдном месте, где и охотиться-то не на кого, кроме как на дичь...
Интересно, что Лестат словно не обратил внимание на его слова и вопросы, заговорив вместо этого с Иветт. Что же, молчание - знак согласия, как говорится.
- Итак, - заговорил тогда Луи, - если никто не против провести вечер за книгами в этом уютном кабинете, то так тому и быть. Поскольку Иветт читать не умеет, видимо, придётся для неё читать кому-то другому. Что же,  думаю, я неплохо справлюсь с чтением вслух. Например, вот тут на столе у меня уже давно лежит томик Шекспира, с которого Иветт всё это время так заботливо стирала пыль. Про Шекспира говорят, что его строки не способны оставить равнодушным никого - значит, они понравятся и обоим моим слушателям. Тем более что "Ромео и Джульетта" - это бессмертная история любви, которой суждено пережить века, в отличие от многих её поклонников.
Это уже было похоже на цирк. Но как быть, если мир вокруг сошёл с ума? Как быть, если сам ты - вампир, в кресле напротив тебя сидит вампир, а бок о бок с тобой - рабыня, которую ты привёл, чтобы этот самый вампир напротив не слишком распоясывался?
Луи протянул руку за книгой.